История Гипериона, как и многие другие истории, началась с идеи. Она могла бы начаться и раньше, если бы не одно маленькое, но сильно мешающее обстоятельство – все предшествующие попытки изменить интеллектуальные способности у зверей были похожи на пресловутые опыты древних алхимиков, смело, но без особых успехов пытавшихся нащупать систему в свойствах химических элементов. Хотя, если рассуждать здраво, сейчас всё так же не очень понятно, почему именно эти эксперименты вдруг окончились удачей – причин может быть много, а повторить и проверить все их уже невозможно. Во всяком случае, на Земле это будет трудновато, если вы понимаете, о чём это я.
Впрочем, что там насчёт удачи? Нет худа без добра, как вы знаете. Ведь как поглядеть — с одной стороны, если бы этих опытов не было, то не было бы и скандальной истерики вокруг них. Если бы не было скандальной истерики, то вряд ли бы мы узнали про эти опыты. Если бы мы не узнали про эти опыты, то могли бы пропустить момент, когда было уже слишком поздно, и тогда Гиперион был бы для нас потерян. Хотя, конечно, как можно потерять то, про что даже не подозреваешь? В общем, череда событий шла своим порядком...
Сегодняшние исследования и открытия в областях генетики, биохимии, нанотехнологий и киборганики действительно революционны. Никогда раньше человеческий разум не испытывал таких ошеломительных успехов – сконструированы и поставлены на службу человечеству искусственные формы жизни, киборганические импланты расширили возможности тела вообще и мозга в частности. От большинства болезней, которые ещё несколько десятилетий назад считались смертельными и неизлечимыми, сегодня остались одни лишь воспоминания. Но человеку этого мало – он уже хочет изменить природу самого себя. Поправить то, что Господь решил оставить на Своё усмотрение. То есть происходит самый прямой и непосредственный бунт против Бога.
Кроме того, появляются новые, в частности медико-биологические, рычаги управления и власти над человеческой жизнью и новый набор средств ограничения человеческой свободы. Известно, что биологическое ограничение свободы — это наиболее эффективное ее ограничение, связанное с возможностью ее необратимой утраты. Именно этим определяются острота реакции и степень внимания общественности к биогенетическим и киборганическим исследованиям.
Мы помним, как в первой половине XX века происходило интенсивное развитие ядерной физики. Ее опасность была полностью осознана только после создания и использования атомной и водородной бомб, после катастроф на ядерных электростанциях и хранилищах ядерных отходов. Сегодня исследователи генома человека говорят о блестящих перспективах генной диагностики и терапии. Тем не менее, не имея опыта отрицательных последствий, они все же признают степень риска своей деятельности. Профессор Клод Моссе, лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине, констатирует: «В области генетики человека неразумное использование новых технологий может привести к катастрофическим последствиям». Уже в XIII веке в каббалистических текстах обсуждалась возможность создания искусственного человека по заданным параметрам. В сложном сплетении идей и символов за этой возможностью стоит реальность космической по своим масштабам власти над человеком. Этой властью «устраняется Бог». В конце XIX века в философии Ф.Ницше четко обозначится принципиальная связь между идеей сверхчеловека и ситуацией «смерти Бога», символизирующей коренную ломку оснований традиционной культуры.
В трагедии Гете «Фауст» при создании доктором Вагнером гомункула — искусственного человека — присутствует Мефистофель. В одном из своих писем Эккерману Гете говорит о существовании родства между Мефистофелем и гомункулом. Это родство опять же фиксирует негативное восприятие факта появления существа, созданного по воле человека.
Особое место в этой связи занимает роман О.Хаксли «О дивный новый мир», где прямо описываются «плоды» создания людей по заданным параметрам. Генетические манипуляции с эмбрионами позволили «перейти из сферы простого, рабского подражания природе в куда более увлекательный мир человеческой изобретательности, где «мы» (власть имущие) «предопределяем и приспособляем, формируем» подготовленность к жизни людей в заданных «нами» кастах и одновременно "прививаем любовь к их неизбежной, выбранной нами социальной судьбе».
Но если ранее это всё было лишь предостережениями, исходящими от духовно зрячих людей, то ныне это оборачивается самой настоящей действительностью. В лабораториях генетики и киборганики исследуются методы по созданию и изменению живых существ в соответствии с заранее заданными параметрами, точь-в-точь как в древних оккультных текстах. Пока все эти опыты ставятся на животных, но близок тот день, когда незримая грань необратимого падения в бездну будет перейдена...
- Поразительно редкостное единодушие, прям плюнуть некуда. Что б ещё понимали...
Профессор Огнев раздражённо махнул на тридео, которое, будто испугавшись жеста, тут же затихло.
- Напыщенные болваны. Они что, и в самом деле считают себя святыми? Ишь как рассуждают, покушение на божественное... Когда такое всюду мерещится, к доктору надо идти! Идиотизм, какой-то нестерпимый идиотизм, чёрт побери... Какого лешего вся эта головожопая дрянь постоянно рвётся управлять тем, в чём вообще не разбирается?!
Профессору было от чего расстраиваться – в ленте новостей друг за другом шло сразу три сообщения от наиболее громкоголосых групп так называемых «социально активных граждан»: от борцов за права животных, от биоэтиков и СДГ. Все они дружным хором хаяли последнее достижение исследовательской группы, которой руководил Огнев – гиперживотных. Мыши, а затем и кошки с чуть-чуть подправленным геномом и новыми киборганическими имплантами демонстрировали потрясающие воображение успехи, решая задачки на сообразительность, ранее совершенно недоступные для этих зверей.
Хотя первые из удачных опытов появились далеко не вчера, активность обличителей раньше держалась на низком уровне. Некоторое время назад она стала расти, медленно и неравномерно. А потом вдруг все как с цепи сорвались и за последние месяцы вялотекущая истерика вдруг рывком взлетела вверх в хитпарадах: не проходило и дня, чтобы очередной знаток не выступал бы с критическим заявлением. Не хотелось думать, что это результат чьего-то наускивания, но других версий происходящего почему-то на ум не приходило. Хуже всего было то, что все три группы имели достаточно сильное влияние на умы, чтобы устроить учёным настоящие проблемы. До сих пор как-то всё обходилось одними устными и неконкретными угрозами, но теперь появилась весьма реальная угроза закрытия проекта. Теперь, когда успех уже практически в руках... Что может быть обиднее такого поражения – в двух шагах от главного приза?
- Ну уж нет. Мы ещё повоюем. Просто так я не сдамся! Правда-то всё равно на моей стороне.
Профессор пытался ободрить сам себя. Не чувствуя, впрочем, особой бодрости и уверенности при этом. Противник достаточно силён и может просто завалить массой – если поток жалоб от социально активных граждан станет слишком густым, серьёзных проблем не избежать. Ни один администратор не захочет, чтобы его вызвали в суд, а если туда начнуть звать регулярно – всё, лучше сразу сдаваться. И проекту сразу крышка. Эх, как обидно...
История не терпит сослагательного наклонения. Поэтому лучше не рассуждать, что было бы, если бы не случилось того совпадения. Ведь я тогда ехал к Огнёву совсем по другому делу... Но, увидев Гипериона, решил дела отложить. А буквально вечером того же дня лабораторный комплекс был разгромлен толпой агрессивно настроенных людей невыясненной социальной ориентации. Часть животных была «выпущена на свободу» — если учесть, что лабораторные мыши без специального ухода совершенно нежизнеспособны, то станет ясно, что дальнейшая их судьба была весьма печальной. Хоть и короткой. Остальные звери погибли в пожаре, вспыхнувшем после того, как погромщики закидали окна бутылками с зажигательной смесью, не сумев вскрыть двери в некоторые помещения. Бесценные материалы и уникальное оборудование было полностью уничтожено, компьютеры разбиты (не все, впрочем — часть из них бесследно пропала)... Видимо, такое поведение считалось вполне этичным и допустимым – ведь мы не можем предположить, что борцы за права угнетаемых животных были настолько глупы, что не замечали собственного лицемерия?
Сам же профессор, его семья и все сотрудники комплекса на следующее утро пропали без вести, не оставив никаких наводящих на след улик. Излишне будет упоминать, что о каком-либо продолжении исследований уже не могло быть и речи.
- Какова позиция христианских ученых относительно возможности создания гиперчеловека?
- Христианская позиция по отношению к созданию таких, как вы сказали, гиперлюдей выстраивается в трех плоскостях. Во-первых, обязательно надо отметить, что все гиперживотные появлялись в лабораторных условиях и получены они исключительно методами искусственного размножения. Поэтому надо начать рассуждать в плоскости анализа перспектив и социокультурных последствий вытеснения естественных семейно-сексуальных отношений методами искусственного размножения. Любая форма искусственного размножения, будь то оплодотворение in vitro или клонирование, однозначно является «технологической» поддержкой инвертированных лиц (гомосексуализм мужской и женский). С возникновением технологий искусственного размножения перестает «работать» старейший аргумент противников всякого рода инвертов: существование однополых семей невозможно признать в силу реальности нарушения ритмов рождаемости и угрозы невоспроизводства человечества. Получение возможности размножаться для инвертированных лиц означает возникновение возможности распространения новых форм семейно-брачных (в частности однополых) отношений и, соответственно, вытеснения форм традиционных. Новые методы искусственного размножения делают весьма реальной перспективу роста «неполных семей» и увеличение числа детей, рожденных вне брака и воспитывающихся в неполных семьях. В этом плане весьма поучителен роман-антиутопия О. Хаксли «О дивный новый мир». В нем до логического предела разворачиваются возможности и последствия искусственного размножения людей по заданным параметрам. Законодательное признание искусственного размножения в новом Государстве имеет своим логическим следствием запрещение семьи, материнства, единобрачия. Они рассматриваются в новом обществе как источник сильных и нежелательных эмоциональных переживаний, душевной боли, и в результате - всевозможных болезней. Место любви в иерархии ценностей данного общества занимает понятие взаимопользование, фиксирующее презрение к достоинству человека и отрицание личной свободы.
Во-вторых, христианская общественность опасается тиражирования потребительского отношения человека к человеку и возможности создания «человеческих запасников» (будь то органы, «законсервированнные» двойники и т.п.). И уж тем более следует опасаться создания каких-то особенных, так сказать, пород людей – будь то более быстрые и сильные люди-солдаты, или более умные и сообразительные люди-учёные, или, чего уж там, более красивые и при этом совершенно безвольные люди-игрушки, в сексуальном смысле. Это отвратительнейшие перспективы, но они более чем реальны. Ещё реальнее создание породы стандартных людей, у которых всё стандартно – душа, тело, мысли. Конвейер человеческих существ – вовсе не кошмарная фантазия. Обязательные для гиперсуществ киборганические импланты можно и не упоминать, уже столько копий сломано в спорах!
В-третьих, мы никак не можем согласиться со странным суждением — «душа генетически не обусловлена». И если г-н Огнев ставит после этого суждения точку, то для нас естественно поставить вопрос: «Ну и чем же тогда обусловлена душа?». Ответ именно на этот вопрос определяет христианскую позицию по обсуждаемым проблемам. Один из факторов, «обуславливающих» душу, — это Таинство Брака, через которое «дается божественное основание для благодатной жизни». О каком таинстве же может идти речь, когда каждое из гиперсуществ появляется на свет в лаборатории, под непрерывным наблюданием учёных и машин, в контролируемых условиях? Это кривляющаяся пародия на настоящее Таинство, вот в чём проблема.
- Господин Огнев?
- К вашим услугам. А вы, простите, кто?
- Вряд ли вы меня знаете. И я не люблю сходу называть своё имя. Но если вам неудобно так, то можете меня звать как-нибудь... ну, скажем, Кейн.
- Довольно странные условия... Кейн. Ну да ладно. Я прочитал ваше письмо. Это ведь ваше письмо я недавно получил, так?
- Да. Я не получил отказа от вас, потому и приехал.
- Верно, не получили, потому что его не было. Я, скажем так, заинтригован. Определённо, не каждый день меня приглашают на роль консультанта рекрутеры первой межзвёздной экспедиции.
- Так вы согласны?
- Этого я не говорил. Во всяком случае, пока что не говорил. Да что мы стоим-то здесь, пойдёмте в кабинет.
- Профессор, не сочтите за наглость. Я наслышан о ваших опытах и... Я понимаю, моя просьба может оказаться не кстати. Но всё-таки, можно мне как-нибудь взглянуть на ваших... хм... ваших питомцев?
Профессор подозрительно прищурился.
- А зачем вам?
- Я никогда не видел гиперживотных. По правде сказать, я до сих пор не верю, что вам удалось что-то такое создать. Широковещательные новости – не самый надёжный источник информации, а каналы для специалистов вещают такой тарабарщиной, что я понимаю там только междометия.
Огнев ещё нахмурился, но через несколько секунд вдруг рассмеялся и сделал приглашающий жест рукой:
- Ну, стало быть, придётся мне сегодня устроить демонстрацию чудес с последующим разоблачением!
Помещение лаборатории не было похоже на передовой научный форпост: совершенно обычные столы с живописно расставленными приборами, штативами, микроскопом, парой компьютеров. Старомодные бумажные книги на полках. Шкафы с какими-то банками, холодильник, увешанный календариками, стеллажи и прочая атрибутика среднестатистической научной лаборатории.
- Здесь, в общем, ничего такого интересного нет. Самое зрелищное у нас в отеле.
- В отеле?
- В виварии. Все животные содержатся там.
Виварий тоже не производил какого-то особенного впечатления. Ничего удивительного не было ни в клетках с животными, ни в кондиционированном воздухе... Но вот отдельный большой стол с террариумом, очень похожим на миниатюрный парк аттракционов, смотрелся необычно – маленькие домики, лесенки, горки и разнообразные агрегаты малопонятного назначения. Профессор заметил мой взгляд:
- Это чтобы мыши не скучали.
- Они здесь живут?
- Они здесь, можно сказать, работают. Тут мы их тестируем.
- А что именно тестируете?
- Когнитивные способности, в основном. Ну.. хм... как бы это попроще назвать... Интеллект. Способность решать задачи, планировать свои действия, распознавать и запоминать образы, концентрацию внимания и так далее, так далее.
- А разве у мышей есть интеллект?
- О, интеллект есть у всех животных, только разный. У примитивных существ – примитивный, на уровне простенькой двоичной логики. Грубо говоря, если плохо – бежим, если хорошо – сидим. Как-то так. У человека сами знаете какой.. Хотя тоже бывает на уровне простейшей двоичной логики, кхм-кхм.
- Да, понимаю. И гипермыши действительно умнее обычных мышей?
- Да. Я не буду говорить, что они умнее на сколько-то там процентов, подобные рассуждения уместны только в рекламе. Но разница весьма заметна. Память лучше, как кратковременная, так и долговременная. Способность принимать решения, основываясь на предсказании событий – у обычных мышей такое вообще не наблюдается.
- А как это выглядит?
- В одном из опытов мышам предлагалось схватить кусочек пищи с движущейся по кругу тележки. Обычные мыши бегают за тележкой, пытаясь её догнать. Гипермышь сидит и ждёт, пока тележка к ней подъедет достаточно близко для того, чтобы можно было сцапать кусочек. При этом в других тестах, где процесс перемещения тележки не был периодическим и его нельзя было предсказать, гипермышь так же пыталась догнать тележку.
- Надо же...
- Да, это даже для нас это был, мягко говоря, весьма интересный результат. Кстати сказать, у гипермышей практически такой же объём мозга, как и у обычных, внешние различия вы даже не заметите. А вот у кошек совсем всё иначе, и это обязательно надо видеть. Пойдёмте.
В кошачьем «отеле» стояла тишина. Я пишу это потому, что ожидал услышать хотя бы ту же суетливую возню, что и у мышей. Или какое-нибудь хоровое мяукание, кошки ведь. Тишина была неожиданной.
Потом я почувствовал взгляд. На меня смотрело... смотрел... Первое впечатление: фу, блин, что это?! Второе впечатление, через секунду после первого: ох, ничего себе... Кошка или кот (потом оказалось, что всё-таки кот), внешне похожий на «сфинкса» — такой же лысый, розовый и морщинистый. Только с гораздо более высоким лбом и круглыми маленькими ушами. И этот взгляд... Зверь спокойно сидел и ждал, когда нас представят друг другу. Именно так это выглядело.
Потом я заметил, что он в помещении был не один. Ещё несколько кошачьих мордочек смотрело на меня из разных клеток. Впрочем, почему клеток? У всех этих маленьких комнат не было передних стенок. Зато мягкие подушечки внутри – были.
- Да, они любят комфорт, - улыбаясь, сказал Огнев. - Лентяи те ещё. Кошки же вообще лентяйничать обожают, но эти – самые что ни на есть гиперлентяи.
Кот, которого я заметил первым, в ответ на эти слова скорчил какую-то странную гримаску и фыркнул. Впрочем, нет. «Фыркнул» — это не то слово. Кот явно что-то сказал! Звук не был похож на звериный, но и на членораздельную речь тоже не походил. Что-то среднее.
- Нет, в нашем понимании они говорить не могут. Пытаются, но без особого успеха. И это только потому, что модификации не затронули голосовой аппарат – кошачья артикуляция в принципе не позволяет генерировать «человеческие» фонемы, анатомия не та. На такой уровень модификаций мы ещё не скоро доберёмся. Если вообще доберёмся, нда... Пока что помогают киборганические костыли.
- Импланты?
- Да. Практически тот же принцип, что и в линке – нервные импульсы транслируются через тезаурус-кодек, только в случае с гиперкошками там ещё дополнительный блок стоит, адаптирующий их сигналы в более понятную нам форму. Не всегда сразу всё понятно, но со временем можно научиться... И даже довольно быстро. А Гип-117 очень талантлив. Если он захочет вам что-то сказать, то обязательно скажет.
- Гип-117?
- Мы не даём имена животным. «Гип» - гипер, 117 – порядковый номер эмбриона. К имени слишком легко привязаться, понимаете?
- Не очень.
- Я не могу при них об этом говорить.
- А.. да, тогда понимаю.
- Вот. Хотя ничто не мешает называть его Гип, он прекрасно отзывается на такое обращение.
Всё это время Гип-117 слушал нас с весьма серьёзным видом. Когда речь зашла об именах, он посмотрел в сторону кабинки с одной из кошек. И подмигнул ей. Или мне показалось? Потом снова повернулся к нам и сказал «Ишшша». Когда Огнев замолчал, кот повторил своё «Ишшша». Профессор обратился к нему:
- Ты же знаешь, как надо.
Гиперкот... кивнул! Огнев сказал мне:
- У вас есть линк?
- Есть.
- Он активен?
- Вполне.
- Тогда слушайте.
И я услышал... как бархатное прикосновение — «пррривет, большой!». Чёрт возьми, это и в самом деле кот говорил. «Большой?» — «Да. Ты большой. Я маленький. Мы маленькие. Огнев большой. И ты большой»
- Они совершенно искренне не понимают, что люди и кошки – разные существа. Они как дети, просто дети. Для них мы – взрослые кошки. Большие. Стосемнадцатый из них самый старший. Глава прайда, фактически. Но всё равно как ребёнок.
«Огнев хороший. Мне скучно. Нам тут скучно»
- Необыкновенно. Я не мог и представить, что я когда-нибудь буду разговаривать с котом...
«Мы все разговариваем. Только Ишшша стесняется» - «Ишшша?» - «Да, Ишшша»
Огнев пояснил:
- Гип-1030. Тысяча тридцать. Кошка, самая младшая из них. Они не могут произнести «тысяча», вот и получается «ишшша». Как слышим, так и пишем.
«А как тебя зовут?» Уже другой голосок. «Это я.». Я спросил вслух:
- Кто?
Сбоку раздалось «миаа!!». Одна из кошек. Единственный недостаток линка – непонятно, откуда именно к тебе обращаются.
- Привет. Я Кейн.
«Привет, большой Кейн!»
Это было очень странное, необыкновенное и приятное ощущение. Как тёплое мурлыкание рядом...
- К нам гости очень редко приходят. Для большинства мы – моральные уроды, ставящие чудовищные опыты и производящие кошмарных выродков. Люди даже стараются обходить нас стороной.. а мы и не очень против, кстати. Чем меньше нам мешают, тем лучше работается. Работалось, вернее. Сейчас столько проблем... Обязательно найдётся какой-нибудь придурок, который вздумает, что его священный долг – как следует нас проучить. Такое ощущение, будто весь мир против нас идёт войной.
- О, я понимаю. У нас чем-то схожие проблемы... Вроде живём в век прогресса, а люди дичают.
И тут меня осенило.
- Послушайте, профессор. Я чуть не забыл, зачем пришёл... Но и ладно, это уже не так важно. Я хочу сделать вам предложение.
- То есть?
- Ну, в другом смысле. Вы учёный. Ваши достижения удивительны, но мало кто из современников может их оценить. Кроме того, я прекрасно осведомлён об интересах биоэтиков и других наших, скажем так, сограждан. И кошки... Честно признаюсь: хоть никогда кошек и не держал1, я всё равно «кошатник»... и вашими подопечными просто очарован.
- Это хорошо. Они это чувствуют всегда, такое отношение.
- Да, так вот. Что вы сидите в этой дыре?
- В смысле сижу? Я здесь работаю!
- Нет, вы здесь не работаете, а пытаетесь работать. Не кокетничайте, вы же понимаете, что я имею в виду.
- Ну, допустим... Вы хотите объединить усилия?
- Да.
- Но я, вообще-то, не один работаю. Да и семья...
- Разумеется. И мы совсем не против будем, если вы продолжите работать не один. И вашу семью мы не обидим.
- А лаборатория?
- Всё будет.
- А если сотрудники не согласятся?
- Кстати, сколько их у вас?
- Научных работников ещё трое, несколько человек технического персонала...
- Не думаю, что учёные будут долго сопротивляться такому соблазну. А персонал... Мы все взрослые люди. Не захотят покидать родные стены – силком тащить не будем, это не наш метод. Мы готовы предоставить вашим работникам и их семьям намного более лучшие условия, нежели чем есть у вас сейчас. Не скажу, что идеальные условия, но намного лучше.
- Ну, меня-то вы ещё тем письмом уговорили. И я на самом деле уже утром с семьёй посовещался, голосовавших против или воздержавшихся не было. Просто я сейчас думал выторговать условия повыгоднее, а вы мне их сами предложили сразу.
- А-а-а, так вы ещё и большой хитрец, профессор?
- Конечно, я предпочитаю принимать стратегические решения!
- Ладно, я рад, что мы так друг друга понимаем. А с вашими сотрудниками мы тоже поговорим, это обязательно. Сначала вы, потом я. Или, если хотите, можно наоборот. Можно и вместе. И даже Стосемнадцатого пригласим. Да, Гип?
«Я здесь»
«Хочешь со мной пойти?»
«Хочу. Куда? Здесь скучно»
«О, там тебе не будет скучно. Совсем. Я обещаю»
«Большой Кейн обещает?»
«Клянусь!»
«А Огнев хочет?»
«Да, Гип»
«Я хочу с большим Кейном. Мы все хотим с большим Кейном.»
«Но нам сначала надо будет поговорить с вашими друзьями. Они могут и не согласиться поехать с нами»
«Тогда будем говорить с друзьями! Они согласятся, Гип так думает»
- Кстати, профессор, а что если мы дадим настоящие имена нашим маленьким друзьям?
- Я полагаю, они будут только рады.
«Настоящие имена? Без цифер?»
«Без»
«Я хочу!» «Огнев, а можно мне тоже имя?» «А мне?»
- Всем можно!
С тех пор Гип-117 получил настоящее имя – Гиперион. Красиво звучит, по-моему.
1 На Луне это довольно накладно.